Когда слова были вместо обезболивающих

Прошло 77 лет со дня освобождения нашего района от немецко-фашистских захватчиков, но память, не приглушенная годами, вновь и вновь возвращает нас к суровым дням конца января - начала февраля 1943 года. Мысленно перенестись в то военное время мы можем по воспоминаниям ветеранов, очевидцев тех далеких событий, чтобы прочувствовать весь ужас тех лет, понять, как можно было выжить в тех условиях, сохранить желание жить, да еще работать, воспитывать детей.

Труженица тыла Клавдия Егоровна Подкопаева рассказывает:

«Трудно и больно вспоминать военное лихолетье. В начале 43-го мне было 15. Тогда наша семья жила в деревне Быстрик. Отец ушел на фронт еще в начале войны, вскоре погиб. Мама осталась с семью детьми на руках. Но в 42-м два моих младших брата погибли, один - прямо в люльке от осколка снаряда, попавшего в стену, а другой - от громкого залпа орудия, который раздался рядом. Он вскрикнул, ручками взмахнул и упал замертво.

К нам перебралась жить моя родная тетя Мария Степановна Власова с маленьким сыном, дом которой находился неподалеку от нашего, вместе-то легче пережить трудные времена. Она была фельдшером и хотела, как и муж, пойти на фронт. Ее супруг Митрофан Ефимович Власов был командиром пулеметного взвода в стрелковом батальоне. Но тетю на фронт не взяли потому, что у нее родился ребенок. Уже потом, когда совет-ские войска освободили наш район, Митрофан Власов мимолетом заскочил к жене, их стрелковый полк проходил недалеко от нашей деревни. Понянчил несколько минут пятимесячного сына и вновь отправился бить фашистов. Больше им встретиться не довелось. Осенью того же года он погиб, посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза. К слову, его сын Александр стал военным.     

Все знали, что тетя медик, потому к нам везли не только больных селян, но и раненых. У нас на печи всегда стоял чугунок с горячей водой, чтобы обрабатывать раны. Ранения у солдат были разные: у кого руку или ногу оторвало, а у некоторых и вовсе внутренности вывернуло, а обезболивающих-то лекарств нет. Тетя перевязывает солдатика, а я в это время держу того за руки, и обнимаю, и целую, и глажу, и уговариваю потерпеть. Так вот  успокаивала и отвлекала, чтоб хотя бы чуточку утихомирить боль и страдания.

Последний бой за освобождение нашей деревни был, пожалуй, самым кровопролитным. Тогда весь бугор, что находился недалеко от моего дома, был усыпан телами погибших и раненных. К нам их везли и несли разом по несколько человек. С таким объемом моя тетя одна уже не могла справиться, она заставляла меня перевязывать раненых солдат. Мне страшно, слезы текут, руки трясутся, а тетя командует: «Чего стоишь, он же кровью истечет и умрет! Учись! Давай быстро берись за дело!» И я перевязывала, пока она оказывала помощь другим, более сложным раненым. Сначала получалось плохо, но потом руку «набила», уже все делала, как настоящий медик. Перевязочного материала, конечно же, не было. Приходилось мне замачивать использованные бинты в тазу, потом стирала их, сушила и сворачивала в рулоны. Гладить их было некогда, да и нечем…

Мы и кормили солдат. На этот случай мама всегда держала в погребе большую кадку с квашеной капустой, а в печи у нее стояла картошка. Если ее не было, отдавала последнюю краюху хлеба. Нам говорила: «Вы девочки у меня и потом что-нибудь поедите, дома же всегда, а солдатам тяжело, неизвестно когда их там еще покормят… Может, кто и моих (имела ввиду мужа, брата, дядю) также вот накормит».